Караоке-выступления на фестивалях — огромная часть моей жизни, которая раз за разом всё сильнее ломается. Но обо всём по порядку.

Я начал выступать довольно давно. Семь лет на фестосцене (в посте про Аникон было 8, но там была речь о косплее, на сцену я вылез через год), ~35 выходов на сцену в караоке, дефиле и сценках. Для кого-то это много, для кого-то наверняка мало. Для меня это, я б сказал, нормально. Я постоянно подаю заявки в караоке именно на Маф и Ани/Акикон по той простой причине, что для меня это — оптимальный вариант. По большей части в плане времени. Иногда мне даже кажется, что это слишком быстро. Я буду пробовать подаваться на Цури в этом году, но посмотрим, как там пойдёт.

Я не готов штамповать попсовые песенки. Я б не взялся за Билана и Лазарева, если бы не захотел сделать пародии. Поэтому я работаю либо за идею, либо песня для меня суперважна, либо я хочу сделать историю. Конечно, исключения есть всегда, как, например, Imagination в 2015 году. Тогда самоцель номера была другая. Тогда это была реабилитация, попытка доказать себе, что я не сломался. К этому я сейчас подойду.

Отвечу на вопрос о том, почему же всё ломается. Казалось бы, номера прокачиваются с каждым годом, вокал ну уж точно в разы лучше того, что было в махровые года, но дело в другом. Дело в том, что с каждым годом всё действительно становится серьёзней и что всё больше и больше моральных сил уходит на подготовку. Я боюсь разочаровать организаторов, зрителя, но больше всех — самого себя. Да, чаще всего в первые секунды после номера я бегаю и такой: «КАК ЖЕ Я ХОРОШ, КАК МОЩНЫ МОИ ЛАПИЩИ», но уже через недельку, когда я получаю все видосы в HD, я мысленно разношу номера в пух и прах. И так каждый раз. И ладно бы это было проблемой.

На самом деле, переломным моментом в моей караокерской жизни стал Маф 15 года, когда у меня были Соборы. Это был самый страшный момент в моей жизни человека со сцены, серьёзно. Кто знает историю, тот знает. Я уже плохо помню что-либо кроме состояния всепоглощающего страха. Это было прямо-таки кино. Я поднимаю глаза, смотрю в стену невидящим взглядом и произношу: «Я не могу петь». И жизнь пронеслась перед глазами. Я будто в секунду онемел. Сколько всего не сделано, сколько всего я не смог и не смогу. И меня сорвало с петель.

С тех пор каждый фест для меня как последний. Мало того, что каждый год ходят слухи, что те закроются, эти закроются, так ещё и меня едва не каждый месяц накрывает тем, что у меня просто кончились песни. У меня есть пара планов. Есть одна мечта. Но я боюсь их воплощать в реальность. Ведь пока они есть, у меня есть, так сказать, образ цели. А вдруг после них — всё? Я ведь почему ещё уцепился за Джекилла и Хайда. Мюзикл стал отдушиной, буквально кладом с новыми песнями, подходящими для моего голоса, и бьющим своим сюжетом в самое сердце.

Но главная моя беда в том, что с 2015 года у меня появился мой самый главный кошмар. Каждый фестиваль у меня чувство, что сейчас я выйду под софит и молча буду стоять, не в силах вспомнить ни строки. Можете ли вы представить замораживающее чувство паники и ощущение полной пустоты в голове, когда ты подносишь к губам микрофон, готовясь произнести первое слово? А когда это сопровождается отзвуками деперсонализации? И каждый раз, когда играет вступление, я продумываю путь отступления, простое «извините» в микрофон — и до свидания. И больше он не выходил на сцену. Его никуда больше не брали. И на этом страхе я выезжаю. Я просто преодолеваю себя, переламываю снова и делаю, хреначу назло. Пока получается. Я верю, что я никогда не замру немым среди сцены.

И я буду продолжать делать то, что делаю как бы мне ни было страшно.