- У меня такое чувство, что меня все заочно ненавидят.
Копипаста из паблоса. Пилю себе обложки, потому что могу.
Ну, сходили мы в кино на вторую «Иллюзию обмана». И что-то мне уж очень зашло. Сначала я прихожу домой и думаю, мол, да ладно, на один раз кино. А потом осознаю, что мне прям ~понравилось~. Это же чёртовы иллюзионисты с логическим объяснением большинства фокусов. Это же ш о у. Разве что мне совершенно не понравилась новая девушка там. Хэнли пусть и была пустоватой, но она была адекватнее и не навязывалась. И отсутствие Альмы тоже печалит. Приятная леди. Ну и кончилось всё тем, что я вспомнила товарищей, которых зашипперила ещё в первой части, и понеслась... Как-то так.
Я всё ещё агрессивно пытаюсь понять, почему мне так нравится персонаж Айзенберга. Этот самодовольный командир почему-то вот прям с первого фильма меня задел
Немного обидно, что постригли во втором фильме, btw, но он всё равно мне очень нравится.
А что тут, собсна, лежит?
Джекдэниелс (прям не могу с того, что этот пейринг так называется), PG-13, ER, чучть H/C, ангст, соулмейт!AU
В целом что-то типа missing scene из первого фильма плюс альтернативное развитие событий.
А ещё кто-то умер. (Ну, я как всегда. Я вас предупредила.)
Как же мне нравится то, что я могу прийти к Лене и расписать ей техническую сторону всех тех штук, что выходят из-под моего пера. Тучу всего думаешь, рассказать хочется, а некому. А сейчас вот к Лене хожу.
Почитать:
«Мне скоро умирать».
Эта мысль колотилась в мозгу Джека, не позволяя постоянно сохранять здравый рассудок. Все ребята бегали, думали, варьировали планы в зависимости от обстоятельств, а он как будто находился вне этой беготни. Они проносились мимо него словно в ускоренной съёмке. Его не принимали всерьёз из-за возраста, поэтому не замечали его бездействия в неизменной суматохе. А ему предстояло умирать.
Да, понарошку, с красивыми спецэффектами, но с не меньшим количеством технических оговорок. С миллионом «если», от которых зависела его настоящая жизнь.
Было так странно наблюдать за остальными, такими спокойными. Мэрритт как всегда отшучивался, Хэнли и Дэниел просто работали.
В один из спокойных дней Джек сидел в гостиной съёмной квартиры в Новом Орлеане и крутил в руках карту таро с надписью «Смерть». Вся их команда носила эти карты с собой, словно талисманы, а он старался выложить свою, как только они оседали где-то. «Отшельник», «Верховная жрица», «Любовник». Если не вдумываться в значения карт таро, в которые Джек, кстати, не верил, это звучало круто. А «Смерть»… «Смерть» звучала страшно.
Диван возле Джека прогнулся — рядом сел Дэниел.
— Ты как, в норме? — торопливо и отстранённо спросил он, взяв его за плечо.
— Да, порядок, — Джек пренебрежительно отшвырнул карту на стол. Не хватало ещё, чтобы его посчитали сентиментальным нюней.
— Хорошо, — Дэниел коротко кивнул, растянув рот в фальшивом подобии улыбки, и, похлопав его по плечу, встал и вернулся к прежнему занятию.
Дежурный жест для остальных и такой тёплый для Джека. Дэниел нечасто к кому-то прикасался.
— Да я смотрю, кто-то беспокоится о нашей крохе, — послышалось доброжелательно, но немного язвительно со стороны Мэрритта.
Дэниел предпочёл помолчать, демонстративно игнорируя ремарку, а Джек смутился и встал с дивана. Лишние жесты при менталисте всегда дорогого стоили.
— Пойду, закажу кофе, — насколько мог твёрдо сказал он.
— Чёрный, — коротко произнёс Мэрритт.
— Капучино, — перебил его Дэниел.
— Макиато. Карамельный, со сливками, — добавила Хэнли.
Мысленно добавив к этому списку латте для самого себя, Джек направился вниз. Работа по всей квартире кипела и без него.
***
Когда он вернулся с четырьмя стаканчиками из «Старбакса» на углу, в гостиной уже было пусто.
— Ребят, кофе! — крикнул он, пытаясь привлечь внимание.
— Они ушли, — услышал Джек из-за спины и обернулся. За ним, опершись на дверной косяк, стоял Дэниел. — Нужны кое-какие материалы.
— А, — отозвался Джек и, найдя глазами нужный стаканчик, ловким движением руки повернул картонную подставку. — Держи.
— Спасибо, — со своей дурацкой натянутой полуулыбкой тот забрал стакан и отсалютовал перед тем, как отпить. — Уф, горький.
Только б поворчать. Джек отставил кофе остальных на стол, отодвинув бумаги, и забрал свой.
— С чего тебе… За меня нервничать? — усмехнувшись, спросил он.
Дэниел еле заметно дёрнул головой и сузил глаза на момент. Джек ощущал лёгкое раздражение в этих изменениях, и едва не начал ухмыляться ещё шире. Джеку нравилось играть с его эмоциями, когда никого нет рядом, но уж точно не так, как Мэрритту. Он сейчас перестанет, честное слово.
— Ты выглядишь так, как будто с минуты на минуту хлопнешься в обморок, а сейчас у нас такие планы, что сделай ты это — и вся группа обречена на провал. Так что будь добр, приди в себя, — Джек различил чуть слышную уязвлённость в голосе Дэниела и почувствовал себя виноватым. Они все с ним играют, потому что он не может так же. Он такой же человек — реагирует, поддаётся на провокацию. Его это бесит. И Джек каждый раз забывает, насколько он не любит ощущать себя обычным человеком.
— Ну, — Джек улыбнулся и хмыкнул под нос, — не каждому тут по плану намечено умереть.
Он глотнул кофе, а когда поднял голову, увидел Дэниела напротив, совсем рядом. Но тот всё так же выглядел надменно спокойно.
— И? — спросил тот, слегка наклоняя голову вбок. — Это просто трюк. С машинками, погонями и бум-ба-бах, как дети это любят.
Свободной рукой Дэниел сделал непонятный пасс, по-видимому, символизирующий «бум» и «ба-бах». А потом посмотрел Джеку в глаза, подняв брови.
— Дети, — скептично среагировал Джек, сощурившись.
— Разве я не прав? — довольно ухмыльнулся Дэниел, делая ещё глоток кофе. И чувствует ведь, что задел.
— Туше, — Джек безоружно поднял руки и улыбнулся.
Дэниел снисходительно кивнул и сел на диван, оставив за ним следующий ход. Джек сел рядом.
Когда они оставались наедине, что-то менялось. Дэниел всё так же оставался заносчивым и надменным, а вот у Джека его напускной пафос испарялся. Он не был уверен в том, что ему говорить или делать, чтобы всё не испортить. И пусть между ними разница была всего лет пять, Джек чувствовал себя ребёнком рядом с кем-то намного старше и опытнее себя.
Всё из-за этих надписей.
Между ними была связь, которую Джек так боялся потерять. Дэниел Атлас был его соулмейтом.
Одно неверное слово, и ему казалось, что всё кончится. Он корил себя за паранойю, — ведь не может так просто оборваться то, что предначертано судьбой, — но всё равно боялся. Джек понимал, что это неправильные отношения, если один неверный шаг может всё испортить, но ничего не мог с собой поделать.
Уж больно дурацкой была фраза: «Не называй меня Дэнни».
Дэниелу досталось их начало. Фраза, на которую он давно перестал реагировать, потому что слышал её миллион раз. «Ну надо же, Джей Дэниел Атлас! Ты мой кумир!» И когда Джек увидел эти аккуратно выведенные судьбой слова на его груди, ему показалось, что сердце остановилось.
— Что? — переспросил тогда Дэниел, ведь Джек остановился, и его рубашка оказалась на локтях, не позволяя пошевелить руками. — Это? Мне столько раз это говорили, что уже плевать.
— Нет, это я, — глухо произнёс Джек, стягивая его рубашку до конца и протягивая руку к чёрным буквам. — Это точно я. У меня конец.
— Конец? Покажи, — Дэниел резко переключился и схватил его за плечи, пытаясь найти на полуобнажённом теле слова.
— Нет, — замотал головой Джек. — Он тебе не нужен.
— Ладно, — неожиданно Дэниел просто пожал плечами. — Так на чём ты остановился?
Джек искренне надеялся всю жизнь, что фраза на его лопатке аккурат напротив сердца — это старт. То, что прозвучит в самом начале, когда он встретит своего мистического «Дэнни». Это предложение ведь может быть ответом. Главное, чтобы это было первое, с чем соулмейт обратится к нему. Но кто бы мог подумать, что это окажется Джей Дэниел Атлас, и настоящим началом будет владеть он.
Дэниел никогда не нервничал. То, что его фраза — начало, он знал с самого её появления. Кто вообще может закончить отношения вот так? А то, сколько раз он её слышал, изрядно тешило его самолюбие. Поэтому когда в очередной раз фраза прозвучала из уст пацана в кожанке с горящими глазами и совпала слово в слово, он и бровью не повёл.
Зато Джек теперь не находил себе места. Его фраза могла прозвучать когда угодно и где угодно, при любых обстоятельствах. И сейчас, когда на кону стояла его жизнь, Джеку было особенно страшно.
— Выйди из астрала, когда с тобой разговаривают, — он услышал щелчок пальцев возле уха и помотал головой.
— Прости, — произнёс он.
— Это как-то связано с концом? — спросил вдруг Дэниел неожиданно участливо.
— Как ты проницателен.
— Ну, будет так, как предначертано, — как по мановению руки на лицо Дэниела вернулась фальшивая полуулыбка, и он, допив кофе, откинулся на спинку дивана. — Помрёшь за дело.
— Кретин, — у Джека ком встал в горле, он пихнул его в плечо и отставил свой стакан на стол.
— За это ты меня и любишь, — усмехнулся Дэниел. — Ладно-ладно, больше никаких шуток про смерть.
— Спасибо, Дэн, — положа руку на сердце, произнёс Джек.
— Карту только свою переверни, а то у меня ещё столько идей, она меня провоцирует, — Дэниел смешливо сощурился, и Джек не выдержал и тоже расхохотался, снова толкнув друга.
Тоже откинувшись на спинку дивана, он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Обычно Дэниел не выглядел как человек, который может защитить другого или сочувствовать. Искренние комплименты, слова ободрения — это всё было не его. Он очень странно проявлял привязанность, и именно Джеку выпадала радостная возможность чувствовать это. И сейчас он был искренне благодарен за то, как у Дэниела ненавязчиво вышло разрядить обстановку. Стало легче дышать.
Эти саркастичные шутки, за которыми стоит: «Успокойся, всё хорошо». Резкие комментарии и короткие жёсткие прикосновения, в которых: «Ты в порядке?» Джек не был уверен, что друг сам осознаёт эти свои жесты доброй воли, поэтому просто молча принимал их и старался отвечать тем же.
Сложный, ершистый Дэниел не отвечал на заботу и поддержку. Но на его языке молчание было знаком согласия. И Джеку казалось, что понимает это он один. А ещё временами это казалось ему очаровательным.
— Спасибо.
— Что, прости? — переспросил Дэниел, отвлекаясь от телефона, в котором он только что что-то сосредоточенно строчил.
— Ничего, радуюсь, что со мной ты не такой мудак, как с остальными, — искренне улыбнулся Джек, повернувшись к нему. Он не понимал, почему вещи, которые так хотелось сказать, приходилось обёртывать в грубые шутки, но по-другому уже не получалось — здесь у каждого была своя скорлупа. Но зато Дэниел и остальные прекрасно его понимали.
— Сочту за комплимент, — улыбнулся в ответ Атлас, и Джеку показалось, что в этой улыбке было чуть меньше фальши, чем обычно. Иногда скорлупа Дэниела и бетонные стены сарказма, которыми он себя обстроил, трескались. И когда Джек видел это, его пробирало изнутри, и он уже не мог держать себя в руках.
Он пододвинулся вплотную и потянул Дэниела за ворот водолазки на себя, чтобы через пару секунд их губы соприкоснулись. Тот в ответ не сделал ничего, но Джек знал — это молчание. Его согласие. С Дэниелом всегда нужно было выждать паузу, и оно того стоило.
Потому что уж что-что, а целоваться он умел и любил, чему Джек очень удивился, когда узнал. Атлас будто учился делать это столько же, сколько Джек — тасовать и метать карты. А Дэниелу лишь нужно было почувствовать, что от него этого по-настоящему хотят.
И стоило Джеку, дразня, попытаться отстраниться, как он почувствовал тёплые ладони, резко обхватившие его щёки и не позволившие этого сделать. Дэниел любил командовать и создавать свои правила, ему что давай возможность, что не давай — он её найдёт. А Джек сам научился создавать условия, в которых Дэниел почувствует себя главным. Теперь всегда срабатывало.
Джеку нравилось понимать своего соулмейта. Он понимал, что так и должно быть. И он не мог сказать, что Дэниел не чувствует где-то в глубине то же самое.
***
Наутро уже куда более жизнерадостный Джек метал карты по карандашам, репетируя новый трюк для представления, а снова колючий, словно ёж, Атлас вернулся к работе над планом.
Мэрритт из-под полей извечной шляпы глядел на Джека, ещё вчера бывшего понурым, и усмехался под нос. О, нет, он никогда не увидит, как надменный и самовлюблённый Джей Дэниел Атлас вселяет в молодое поколение веру в жизнь и светлое будущее. Становилось даже немного обидно.
***
В день шоу Всадники просто на ушах стоят: нужно преодолеть очередной этап плана без осечек и форс-мажоров. Сегодня их специальные гости — ФБР и Интерпол. Чтобы продумать каждый шаг, приходилось прыгать конём через всё шахматное поле. Но Джек был уверен в успехе.
Джек уверен в успехе, когда они выходят из квартиры, и уезжают к своей сегодняшней площадке. Джек уверен в успехе, когда за сценой он в очередной раз тянет Дэниела к себе, а тот вдруг на пару мгновений прижимает его к груди свободной рукой перед тем, как исчезает, чтобы через секунду появиться на сцене. Джек уверен в успехе, когда видит меняющиеся на огромном чеке цифры и удлиняющееся лицо Тресслера. Джек уверен в успехе, когда Родс бросается на сцену, а за ним несётся дюжина зрителей с воплями: «Убить квотербэка!» Джек уверен в успехе, когда они вылетают из отеля и разбегаются в разные стороны, и он успевает подсунуть Родсу маячок в толпе.
Но что-то идёт не так, когда улица, по которой он должен бежать дальше, оказывается перекрыта.
Джек сворачивает в ближайшую подворотню и сталкивается с Дэниелом. И у них нет времени.
— Улица перекрыта, что делать?! — пытаясь дышать, спрашивает он.
Дэниел секунду думает, но они тут же слышат гул и топот за углом, и он коротко командует дрогнувшим голосом:
— Хвост. Беги.
И они срываются с места.
Джеку кажется, что именно сейчас смерть облизывает его пятки. Что-то идёт не по плану, они уже должны были скрыться.
Перед ними возникает ограда, Дэниел толкает его в спину, и Джек перелетает каменную преграду первым.
— Стой! — он слышит женский возглас за спиной и оборачивается.
Секунда на осознание. Дэниел на ограде, на него направлено дуло пистолета. Дэниел поднимает руки.
— Ты что делаешь?! — вопит Родс.
Рука Дрей от неожиданности едва заметно дёргается. Джек зависает за оградой. Всё происходит резко, внезапно, без предупреждения.
Выстрел. Короткий вдох и глухое падение тела на асфальт.
— Вашу мать, — шепчет Джек и кидается к другу, выхватив телефон. — Мэрритт, где вы?! «Скорую» по маячку Родса, Дэниел ранен! Дэн, ты слышишь меня?!
— Да-да, я тут, — хватаясь за плечо, полустонет Дэниел и шипит, пытаясь подняться.
Джек бросает трубку и подхватывает его, осторожно перекинув его свободную руку через плечо, и слышит грохот решётки. За ней — бледное лицо Родса. И Джеку кажется, будто он слышит: «Бегите».
— Ты слышал, что он сказал! — сквозь зубы произносит Дэниел.
Два раза просить не приходится.
— Они смылись! — слышит он крик Родса вдалеке, заглушаемый сиренами и голосами толпы.
Джек не понимает, что происходит, и вдруг чувствует, как тело у него на плече начинает тяжелеть. Кровь в жилах застывает, и Джек заворачивает в ближайший переулок.
— Дэн, Дэн, Дэниел, Дэнни, посмотри на меня. Смотри на меня. Смотри сюда, пожалуйста. Мы выберемся. Мы свалим отсюда, всё будет хорошо, — тараторит он, укладывая Дэниела на свои колени. Он не знает, что ещё должен делать, он не помнит курсы медподготовки и ненавидит себя за это. — Они скоро будут здесь, «скорая» тоже. Продержись немного, и мы тебя вытащим.
Джек видит, как отблёскивает кровь на прижатой к ране руке, как блуждает взгляд побледневшего Дэниела, и еле-еле слышит тихое дыхание. Его держит на плаву только то, что Дэниел дышит и молчит.
— Знаешь, — Дэниел кашляет, его голос звучит тихо и безжизненно, а губы, изгибающиеся в привычной полуухмылке, пачкают крохотные капельки крови. — В той комнате было зеркало.
— В какой? — переспрашивает Джек, собираясь тут же потребовать Дэниела замолчать. А потом осознаёт. — О, нет. Нет-нет-нет…
— Так что будь добр… Не называй меня Дэнни.
— Идиот! — восклицает Джек. — Заткнись!
Но его уже не слышат. И вой сирен разрывает барабанные перепонки.
Всё это происходит неожиданно. Как гром среди ясного неба. Выстрел. Короткий вдох и глухое падение тела на асфальт.
Дэниел не приходит в сознание на следующий день.
***
Когда они стоят у ограды Центрального парка, у них нет никаких слов. Они сжимают в руках свои карты и молчат.
— Этот говнюк должен был стоять здесь с нами, — хриплым голосом произносит Мэрритт, — опаздывает, паскуда.
— Идём, — голос Хэнли дрожит.
Дилан еле-еле выжимает из себя более-менее бодрые слова приветствия. Никто не обвиняет его, но Джек не стремится извиняться за то, что надрал задницу этой полицейской морде. Возможно, пуля принадлежала его напарнице, но Джек прекрасно знает, чьё восклицание стало причиной дрогнувшей руки. А ещё Джек знает, из-за кого это произошло на самом деле. Как же он себя ненавидит.
И когда они вчетвером заходят в золотую карусель, на глаза Джека наворачиваются слёзы. Он видит, что Хэнли тоже еле держится, и берёт её за руку. Мэрритт поджимает губы. Дилан так к ним и не поворачивается.
Вокруг сияет отражённый зеркалами свет, расписные лошади скачут вверх и вниз, играет приятная музыка, и золотая карусель озаряет тёплым светом Центральный парк. В глазах рябит от слёз, которым Джек не позволяет скатиться по щекам.
— Ты должен был это видеть, Дэнни, — одними губами произносит он.
А потом чувствует, как будто кто-то рядом обхватывает своей тёплой ладонью его сжатый кулак. Он не поворачивается. Ведь Джек знает: всё дело в слепых пятнах.
— Я вижу, — звучит знакомый голос. И всё, чего хочет сейчас Джек — чтобы иллюзия не развеивалась.
— Прости, — горько произносит он. — Это всё…
— Это не твоя вина, Джек, — прерывает его голос. — И будь добр… Не называй меня Дэнни.
— Х-хорошо, — запинаясь, произносит Джек и смаргивает. Капли прочерчивают дорожки по его щекам. Он жмурится, мотает головой, а затем открывает глаза и утирает слёзы, свободной рукой всё ещё сжимая руку Хэнли.
— Слушай, парень, плакать — это нормально, — по каким-то причинам оказавшийся рядом Мэрритт тёплой ладонью хлопает его по плечу, и у Джека сжимается сердце — он осознаёт секрет иллюзии. — Плакать по друзьям и возлюбленным — это в высшей степени нормально. Не стесняйся.
Он не язвит и не шутит, потому что понимает, что сейчас не время. Мэрритт раскрывает медвежьи объятия и Хэнли и Джек утыкаются в его плечи.
— Спасибо, — произносит Джек, а на его губах — самая больная улыбка, на которую он способен. — Но не делай так больше, пожалуйста.
— Лады, — тихо отвечает Мэрритт, обнимая их с Хэнли за плечи.
— Почему вообще мы по нему страдаем? — сдавленно спрашивает Хэнли. — Он же грёбаный самодовольный кретин.
— Он наш самодовольный кретин, — вздыхает Мэрритт. — Был нашим самодовольным кретином.
Дилан стоит поодаль, исподлобья глядя на тяжёлую сцену, разворачивающуюся перед ним. В горле стоит ком, и он не в силах остановить происходящее. Он глубоко вздыхает и на выдохе, почти одними губами произносит:
— Добро пожаловать в «Око».
***
Когда Джек «оживает», зрители предсказуемо ждут на сцене и Дэниела. Джеку хочется уйти, чтобы не видеть этого, не слышать, не читать. Но он знает, что ушедшей из команды Хэнли легче не стало, а Мэрритт и Дилан чувствуют то же самое.
А ещё он знает главную заповедь любого артиста.
Шоу должно продолжаться.
Ну, сходили мы в кино на вторую «Иллюзию обмана». И что-то мне уж очень зашло. Сначала я прихожу домой и думаю, мол, да ладно, на один раз кино. А потом осознаю, что мне прям ~понравилось~. Это же чёртовы иллюзионисты с логическим объяснением большинства фокусов. Это же ш о у. Разве что мне совершенно не понравилась новая девушка там. Хэнли пусть и была пустоватой, но она была адекватнее и не навязывалась. И отсутствие Альмы тоже печалит. Приятная леди. Ну и кончилось всё тем, что я вспомнила товарищей, которых зашипперила ещё в первой части, и понеслась... Как-то так.
Я всё ещё агрессивно пытаюсь понять, почему мне так нравится персонаж Айзенберга. Этот самодовольный командир почему-то вот прям с первого фильма меня задел
Немного обидно, что постригли во втором фильме, btw, но он всё равно мне очень нравится.А что тут, собсна, лежит?
Джекдэниелс (прям не могу с того, что этот пейринг так называется), PG-13, ER, чучть H/C, ангст, соулмейт!AU
В целом что-то типа missing scene из первого фильма плюс альтернативное развитие событий.
А ещё кто-то умер. (Ну, я как всегда. Я вас предупредила.)
Как же мне нравится то, что я могу прийти к Лене и расписать ей техническую сторону всех тех штук, что выходят из-под моего пера. Тучу всего думаешь, рассказать хочется, а некому. А сейчас вот к Лене хожу.
Почитать:
«Мне скоро умирать».Эта мысль колотилась в мозгу Джека, не позволяя постоянно сохранять здравый рассудок. Все ребята бегали, думали, варьировали планы в зависимости от обстоятельств, а он как будто находился вне этой беготни. Они проносились мимо него словно в ускоренной съёмке. Его не принимали всерьёз из-за возраста, поэтому не замечали его бездействия в неизменной суматохе. А ему предстояло умирать.
Да, понарошку, с красивыми спецэффектами, но с не меньшим количеством технических оговорок. С миллионом «если», от которых зависела его настоящая жизнь.
Было так странно наблюдать за остальными, такими спокойными. Мэрритт как всегда отшучивался, Хэнли и Дэниел просто работали.
В один из спокойных дней Джек сидел в гостиной съёмной квартиры в Новом Орлеане и крутил в руках карту таро с надписью «Смерть». Вся их команда носила эти карты с собой, словно талисманы, а он старался выложить свою, как только они оседали где-то. «Отшельник», «Верховная жрица», «Любовник». Если не вдумываться в значения карт таро, в которые Джек, кстати, не верил, это звучало круто. А «Смерть»… «Смерть» звучала страшно.
Диван возле Джека прогнулся — рядом сел Дэниел.
— Ты как, в норме? — торопливо и отстранённо спросил он, взяв его за плечо.
— Да, порядок, — Джек пренебрежительно отшвырнул карту на стол. Не хватало ещё, чтобы его посчитали сентиментальным нюней.
— Хорошо, — Дэниел коротко кивнул, растянув рот в фальшивом подобии улыбки, и, похлопав его по плечу, встал и вернулся к прежнему занятию.
Дежурный жест для остальных и такой тёплый для Джека. Дэниел нечасто к кому-то прикасался.
— Да я смотрю, кто-то беспокоится о нашей крохе, — послышалось доброжелательно, но немного язвительно со стороны Мэрритта.
Дэниел предпочёл помолчать, демонстративно игнорируя ремарку, а Джек смутился и встал с дивана. Лишние жесты при менталисте всегда дорогого стоили.
— Пойду, закажу кофе, — насколько мог твёрдо сказал он.
— Чёрный, — коротко произнёс Мэрритт.
— Капучино, — перебил его Дэниел.
— Макиато. Карамельный, со сливками, — добавила Хэнли.
Мысленно добавив к этому списку латте для самого себя, Джек направился вниз. Работа по всей квартире кипела и без него.
***
Когда он вернулся с четырьмя стаканчиками из «Старбакса» на углу, в гостиной уже было пусто.
— Ребят, кофе! — крикнул он, пытаясь привлечь внимание.
— Они ушли, — услышал Джек из-за спины и обернулся. За ним, опершись на дверной косяк, стоял Дэниел. — Нужны кое-какие материалы.
— А, — отозвался Джек и, найдя глазами нужный стаканчик, ловким движением руки повернул картонную подставку. — Держи.
— Спасибо, — со своей дурацкой натянутой полуулыбкой тот забрал стакан и отсалютовал перед тем, как отпить. — Уф, горький.
Только б поворчать. Джек отставил кофе остальных на стол, отодвинув бумаги, и забрал свой.
— С чего тебе… За меня нервничать? — усмехнувшись, спросил он.
Дэниел еле заметно дёрнул головой и сузил глаза на момент. Джек ощущал лёгкое раздражение в этих изменениях, и едва не начал ухмыляться ещё шире. Джеку нравилось играть с его эмоциями, когда никого нет рядом, но уж точно не так, как Мэрритту. Он сейчас перестанет, честное слово.
— Ты выглядишь так, как будто с минуты на минуту хлопнешься в обморок, а сейчас у нас такие планы, что сделай ты это — и вся группа обречена на провал. Так что будь добр, приди в себя, — Джек различил чуть слышную уязвлённость в голосе Дэниела и почувствовал себя виноватым. Они все с ним играют, потому что он не может так же. Он такой же человек — реагирует, поддаётся на провокацию. Его это бесит. И Джек каждый раз забывает, насколько он не любит ощущать себя обычным человеком.
— Ну, — Джек улыбнулся и хмыкнул под нос, — не каждому тут по плану намечено умереть.
Он глотнул кофе, а когда поднял голову, увидел Дэниела напротив, совсем рядом. Но тот всё так же выглядел надменно спокойно.
— И? — спросил тот, слегка наклоняя голову вбок. — Это просто трюк. С машинками, погонями и бум-ба-бах, как дети это любят.
Свободной рукой Дэниел сделал непонятный пасс, по-видимому, символизирующий «бум» и «ба-бах». А потом посмотрел Джеку в глаза, подняв брови.
— Дети, — скептично среагировал Джек, сощурившись.
— Разве я не прав? — довольно ухмыльнулся Дэниел, делая ещё глоток кофе. И чувствует ведь, что задел.
— Туше, — Джек безоружно поднял руки и улыбнулся.
Дэниел снисходительно кивнул и сел на диван, оставив за ним следующий ход. Джек сел рядом.
Когда они оставались наедине, что-то менялось. Дэниел всё так же оставался заносчивым и надменным, а вот у Джека его напускной пафос испарялся. Он не был уверен в том, что ему говорить или делать, чтобы всё не испортить. И пусть между ними разница была всего лет пять, Джек чувствовал себя ребёнком рядом с кем-то намного старше и опытнее себя.
Всё из-за этих надписей.
Между ними была связь, которую Джек так боялся потерять. Дэниел Атлас был его соулмейтом.
Одно неверное слово, и ему казалось, что всё кончится. Он корил себя за паранойю, — ведь не может так просто оборваться то, что предначертано судьбой, — но всё равно боялся. Джек понимал, что это неправильные отношения, если один неверный шаг может всё испортить, но ничего не мог с собой поделать.
Уж больно дурацкой была фраза: «Не называй меня Дэнни».
Дэниелу досталось их начало. Фраза, на которую он давно перестал реагировать, потому что слышал её миллион раз. «Ну надо же, Джей Дэниел Атлас! Ты мой кумир!» И когда Джек увидел эти аккуратно выведенные судьбой слова на его груди, ему показалось, что сердце остановилось.
— Что? — переспросил тогда Дэниел, ведь Джек остановился, и его рубашка оказалась на локтях, не позволяя пошевелить руками. — Это? Мне столько раз это говорили, что уже плевать.
— Нет, это я, — глухо произнёс Джек, стягивая его рубашку до конца и протягивая руку к чёрным буквам. — Это точно я. У меня конец.
— Конец? Покажи, — Дэниел резко переключился и схватил его за плечи, пытаясь найти на полуобнажённом теле слова.
— Нет, — замотал головой Джек. — Он тебе не нужен.
— Ладно, — неожиданно Дэниел просто пожал плечами. — Так на чём ты остановился?
Джек искренне надеялся всю жизнь, что фраза на его лопатке аккурат напротив сердца — это старт. То, что прозвучит в самом начале, когда он встретит своего мистического «Дэнни». Это предложение ведь может быть ответом. Главное, чтобы это было первое, с чем соулмейт обратится к нему. Но кто бы мог подумать, что это окажется Джей Дэниел Атлас, и настоящим началом будет владеть он.
Дэниел никогда не нервничал. То, что его фраза — начало, он знал с самого её появления. Кто вообще может закончить отношения вот так? А то, сколько раз он её слышал, изрядно тешило его самолюбие. Поэтому когда в очередной раз фраза прозвучала из уст пацана в кожанке с горящими глазами и совпала слово в слово, он и бровью не повёл.
Зато Джек теперь не находил себе места. Его фраза могла прозвучать когда угодно и где угодно, при любых обстоятельствах. И сейчас, когда на кону стояла его жизнь, Джеку было особенно страшно.
— Выйди из астрала, когда с тобой разговаривают, — он услышал щелчок пальцев возле уха и помотал головой.
— Прости, — произнёс он.
— Это как-то связано с концом? — спросил вдруг Дэниел неожиданно участливо.
— Как ты проницателен.
— Ну, будет так, как предначертано, — как по мановению руки на лицо Дэниела вернулась фальшивая полуулыбка, и он, допив кофе, откинулся на спинку дивана. — Помрёшь за дело.
— Кретин, — у Джека ком встал в горле, он пихнул его в плечо и отставил свой стакан на стол.
— За это ты меня и любишь, — усмехнулся Дэниел. — Ладно-ладно, больше никаких шуток про смерть.
— Спасибо, Дэн, — положа руку на сердце, произнёс Джек.
— Карту только свою переверни, а то у меня ещё столько идей, она меня провоцирует, — Дэниел смешливо сощурился, и Джек не выдержал и тоже расхохотался, снова толкнув друга.
Тоже откинувшись на спинку дивана, он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Обычно Дэниел не выглядел как человек, который может защитить другого или сочувствовать. Искренние комплименты, слова ободрения — это всё было не его. Он очень странно проявлял привязанность, и именно Джеку выпадала радостная возможность чувствовать это. И сейчас он был искренне благодарен за то, как у Дэниела ненавязчиво вышло разрядить обстановку. Стало легче дышать.
Эти саркастичные шутки, за которыми стоит: «Успокойся, всё хорошо». Резкие комментарии и короткие жёсткие прикосновения, в которых: «Ты в порядке?» Джек не был уверен, что друг сам осознаёт эти свои жесты доброй воли, поэтому просто молча принимал их и старался отвечать тем же.
Сложный, ершистый Дэниел не отвечал на заботу и поддержку. Но на его языке молчание было знаком согласия. И Джеку казалось, что понимает это он один. А ещё временами это казалось ему очаровательным.
— Спасибо.
— Что, прости? — переспросил Дэниел, отвлекаясь от телефона, в котором он только что что-то сосредоточенно строчил.
— Ничего, радуюсь, что со мной ты не такой мудак, как с остальными, — искренне улыбнулся Джек, повернувшись к нему. Он не понимал, почему вещи, которые так хотелось сказать, приходилось обёртывать в грубые шутки, но по-другому уже не получалось — здесь у каждого была своя скорлупа. Но зато Дэниел и остальные прекрасно его понимали.
— Сочту за комплимент, — улыбнулся в ответ Атлас, и Джеку показалось, что в этой улыбке было чуть меньше фальши, чем обычно. Иногда скорлупа Дэниела и бетонные стены сарказма, которыми он себя обстроил, трескались. И когда Джек видел это, его пробирало изнутри, и он уже не мог держать себя в руках.
Он пододвинулся вплотную и потянул Дэниела за ворот водолазки на себя, чтобы через пару секунд их губы соприкоснулись. Тот в ответ не сделал ничего, но Джек знал — это молчание. Его согласие. С Дэниелом всегда нужно было выждать паузу, и оно того стоило.
Потому что уж что-что, а целоваться он умел и любил, чему Джек очень удивился, когда узнал. Атлас будто учился делать это столько же, сколько Джек — тасовать и метать карты. А Дэниелу лишь нужно было почувствовать, что от него этого по-настоящему хотят.
И стоило Джеку, дразня, попытаться отстраниться, как он почувствовал тёплые ладони, резко обхватившие его щёки и не позволившие этого сделать. Дэниел любил командовать и создавать свои правила, ему что давай возможность, что не давай — он её найдёт. А Джек сам научился создавать условия, в которых Дэниел почувствует себя главным. Теперь всегда срабатывало.
Джеку нравилось понимать своего соулмейта. Он понимал, что так и должно быть. И он не мог сказать, что Дэниел не чувствует где-то в глубине то же самое.
***
Наутро уже куда более жизнерадостный Джек метал карты по карандашам, репетируя новый трюк для представления, а снова колючий, словно ёж, Атлас вернулся к работе над планом.
Мэрритт из-под полей извечной шляпы глядел на Джека, ещё вчера бывшего понурым, и усмехался под нос. О, нет, он никогда не увидит, как надменный и самовлюблённый Джей Дэниел Атлас вселяет в молодое поколение веру в жизнь и светлое будущее. Становилось даже немного обидно.
***
В день шоу Всадники просто на ушах стоят: нужно преодолеть очередной этап плана без осечек и форс-мажоров. Сегодня их специальные гости — ФБР и Интерпол. Чтобы продумать каждый шаг, приходилось прыгать конём через всё шахматное поле. Но Джек был уверен в успехе.
Джек уверен в успехе, когда они выходят из квартиры, и уезжают к своей сегодняшней площадке. Джек уверен в успехе, когда за сценой он в очередной раз тянет Дэниела к себе, а тот вдруг на пару мгновений прижимает его к груди свободной рукой перед тем, как исчезает, чтобы через секунду появиться на сцене. Джек уверен в успехе, когда видит меняющиеся на огромном чеке цифры и удлиняющееся лицо Тресслера. Джек уверен в успехе, когда Родс бросается на сцену, а за ним несётся дюжина зрителей с воплями: «Убить квотербэка!» Джек уверен в успехе, когда они вылетают из отеля и разбегаются в разные стороны, и он успевает подсунуть Родсу маячок в толпе.
Но что-то идёт не так, когда улица, по которой он должен бежать дальше, оказывается перекрыта.
Джек сворачивает в ближайшую подворотню и сталкивается с Дэниелом. И у них нет времени.
— Улица перекрыта, что делать?! — пытаясь дышать, спрашивает он.
Дэниел секунду думает, но они тут же слышат гул и топот за углом, и он коротко командует дрогнувшим голосом:
— Хвост. Беги.
И они срываются с места.
Джеку кажется, что именно сейчас смерть облизывает его пятки. Что-то идёт не по плану, они уже должны были скрыться.
Перед ними возникает ограда, Дэниел толкает его в спину, и Джек перелетает каменную преграду первым.
— Стой! — он слышит женский возглас за спиной и оборачивается.
Секунда на осознание. Дэниел на ограде, на него направлено дуло пистолета. Дэниел поднимает руки.
— Ты что делаешь?! — вопит Родс.
Рука Дрей от неожиданности едва заметно дёргается. Джек зависает за оградой. Всё происходит резко, внезапно, без предупреждения.
Выстрел. Короткий вдох и глухое падение тела на асфальт.
— Вашу мать, — шепчет Джек и кидается к другу, выхватив телефон. — Мэрритт, где вы?! «Скорую» по маячку Родса, Дэниел ранен! Дэн, ты слышишь меня?!
— Да-да, я тут, — хватаясь за плечо, полустонет Дэниел и шипит, пытаясь подняться.
Джек бросает трубку и подхватывает его, осторожно перекинув его свободную руку через плечо, и слышит грохот решётки. За ней — бледное лицо Родса. И Джеку кажется, будто он слышит: «Бегите».
— Ты слышал, что он сказал! — сквозь зубы произносит Дэниел.
Два раза просить не приходится.
— Они смылись! — слышит он крик Родса вдалеке, заглушаемый сиренами и голосами толпы.
Джек не понимает, что происходит, и вдруг чувствует, как тело у него на плече начинает тяжелеть. Кровь в жилах застывает, и Джек заворачивает в ближайший переулок.
— Дэн, Дэн, Дэниел, Дэнни, посмотри на меня. Смотри на меня. Смотри сюда, пожалуйста. Мы выберемся. Мы свалим отсюда, всё будет хорошо, — тараторит он, укладывая Дэниела на свои колени. Он не знает, что ещё должен делать, он не помнит курсы медподготовки и ненавидит себя за это. — Они скоро будут здесь, «скорая» тоже. Продержись немного, и мы тебя вытащим.
Джек видит, как отблёскивает кровь на прижатой к ране руке, как блуждает взгляд побледневшего Дэниела, и еле-еле слышит тихое дыхание. Его держит на плаву только то, что Дэниел дышит и молчит.
— Знаешь, — Дэниел кашляет, его голос звучит тихо и безжизненно, а губы, изгибающиеся в привычной полуухмылке, пачкают крохотные капельки крови. — В той комнате было зеркало.
— В какой? — переспрашивает Джек, собираясь тут же потребовать Дэниела замолчать. А потом осознаёт. — О, нет. Нет-нет-нет…
— Так что будь добр… Не называй меня Дэнни.
— Идиот! — восклицает Джек. — Заткнись!
Но его уже не слышат. И вой сирен разрывает барабанные перепонки.
Всё это происходит неожиданно. Как гром среди ясного неба. Выстрел. Короткий вдох и глухое падение тела на асфальт.
Дэниел не приходит в сознание на следующий день.
***
Когда они стоят у ограды Центрального парка, у них нет никаких слов. Они сжимают в руках свои карты и молчат.
— Этот говнюк должен был стоять здесь с нами, — хриплым голосом произносит Мэрритт, — опаздывает, паскуда.
— Идём, — голос Хэнли дрожит.
Дилан еле-еле выжимает из себя более-менее бодрые слова приветствия. Никто не обвиняет его, но Джек не стремится извиняться за то, что надрал задницу этой полицейской морде. Возможно, пуля принадлежала его напарнице, но Джек прекрасно знает, чьё восклицание стало причиной дрогнувшей руки. А ещё Джек знает, из-за кого это произошло на самом деле. Как же он себя ненавидит.
И когда они вчетвером заходят в золотую карусель, на глаза Джека наворачиваются слёзы. Он видит, что Хэнли тоже еле держится, и берёт её за руку. Мэрритт поджимает губы. Дилан так к ним и не поворачивается.
Вокруг сияет отражённый зеркалами свет, расписные лошади скачут вверх и вниз, играет приятная музыка, и золотая карусель озаряет тёплым светом Центральный парк. В глазах рябит от слёз, которым Джек не позволяет скатиться по щекам.
— Ты должен был это видеть, Дэнни, — одними губами произносит он.
А потом чувствует, как будто кто-то рядом обхватывает своей тёплой ладонью его сжатый кулак. Он не поворачивается. Ведь Джек знает: всё дело в слепых пятнах.
— Я вижу, — звучит знакомый голос. И всё, чего хочет сейчас Джек — чтобы иллюзия не развеивалась.
— Прости, — горько произносит он. — Это всё…
— Это не твоя вина, Джек, — прерывает его голос. — И будь добр… Не называй меня Дэнни.
— Х-хорошо, — запинаясь, произносит Джек и смаргивает. Капли прочерчивают дорожки по его щекам. Он жмурится, мотает головой, а затем открывает глаза и утирает слёзы, свободной рукой всё ещё сжимая руку Хэнли.
— Слушай, парень, плакать — это нормально, — по каким-то причинам оказавшийся рядом Мэрритт тёплой ладонью хлопает его по плечу, и у Джека сжимается сердце — он осознаёт секрет иллюзии. — Плакать по друзьям и возлюбленным — это в высшей степени нормально. Не стесняйся.
Он не язвит и не шутит, потому что понимает, что сейчас не время. Мэрритт раскрывает медвежьи объятия и Хэнли и Джек утыкаются в его плечи.
— Спасибо, — произносит Джек, а на его губах — самая больная улыбка, на которую он способен. — Но не делай так больше, пожалуйста.
— Лады, — тихо отвечает Мэрритт, обнимая их с Хэнли за плечи.
— Почему вообще мы по нему страдаем? — сдавленно спрашивает Хэнли. — Он же грёбаный самодовольный кретин.
— Он наш самодовольный кретин, — вздыхает Мэрритт. — Был нашим самодовольным кретином.
Дилан стоит поодаль, исподлобья глядя на тяжёлую сцену, разворачивающуюся перед ним. В горле стоит ком, и он не в силах остановить происходящее. Он глубоко вздыхает и на выдохе, почти одними губами произносит:
— Добро пожаловать в «Око».
***
Когда Джек «оживает», зрители предсказуемо ждут на сцене и Дэниела. Джеку хочется уйти, чтобы не видеть этого, не слышать, не читать. Но он знает, что ушедшей из команды Хэнли легче не стало, а Мэрритт и Дилан чувствуют то же самое.
А ещё он знает главную заповедь любого артиста.
Шоу должно продолжаться.
@темы: Знаешь, Олег, я тут подумал...(с), Так ты ещё и рисуешь?!, А Я ЕЩЁ И ПИШУ, иллюзия перевода и джекдэниелс